Иногда Кивата жалел, что он одиночка. Ведь так порой замечательно, когда рядом дружеское плечо и лишняя поддержка. Проведенное вместе в счастье время, выигранные сражения с ведьмами, где против одной засранки выступают сразу двое, атакуя слаженно с разных сторон, читающих мысли друг друга и угадывающих на подлете жесты и движения. Этакий танец смерти, который закончился бы ослепительный вспышкой, где сгинет очередная бывшая волшебница.

Но увы. Хакуро по жизни одиночка. И мечтать ему о такой команде с таким же успехом, как отталкивать от себя всех волшебниц и стражей, которые захотят приблизиться к нему. Что поделать, и по характеру не сахар, и по поступкам не совсем правильный. И быть ему на веки вечные одиночкой, всего лишь шестеренкой в каждом из бесчисленных миров. Бороться. Бороться. Бороться.

Эта ведьма была весьма странная. Хотя... какая из ведьм вообще обыкновенная? Рассыпанные по имитации пола самоцветы и драгоценности навевали мысль о ювелирном салоне. То тут, то там вырастали из этих дорогих гор странные шестеренки на тонких ножках, на которых расхаживали яркоперые попугаи. Они возмущенно вспархивали с места и то и дело налетали на дерзкого Стража, пытаясь то сбить его с пути, то выклевать глаза. Гомон стоял невообразимый. Хакуро отмахивался от надоедливых пташек, выдавая винтовкой положенные люли. Пока не поменялся интерьер. Нет, не особо что изменилось; появились птичьи канареечные клетки. Против ожидания, в них ничто не сидело, дверцы были приглашающе распахнуты, внутри горсть самоцветов. Но Хакуро все равно не рискнул забраться в них - а вдруг захлопнутся! Обилие драгоценных стекляшек начинало надоедать. Где же ведьма? В глазах рябит, еклмн!

Кивата уже отчаялся найти хозяйку барьера и был уже готов предательски удрать (глаза слезились, настырные попугали мешали насладиться красотами, и вообще пора домой, баиньки, время четвертый час ночи!), как перед наглым выскочкой распахнулся огромный занавес, и предстала Ее Величество Она. Роберта.

Лакированная птичья клетка большей частью была обшарпана и зеленела окислением. Она висела не очень высоко, давая разглядеть себя с любого ракурса. Примечательно то, что клетка была не пуста: в ней находились обрубленные девичьи ноги. Толстые ляжки, черные с кружевами чулки и ярко-красные ленты с туфлями на каблуках навевали мысли о девушках легкого поведения. Но да. Бедра были... как их там... а! - целлюлитными. При взгляде на них любая девочка, сидящая на диетах, немедленно почувствовала себя раскрасавицей, даже если еще секунды назад утверждала, что страшная, жирная и корова.

Ведьма не говорила (очень разумно, в противном случае Хакуро бы озадачился, каким местом она издавала бы звуки), зато весьма яростно топтала своих миньонов, которые, как по заказу, намеренно совались в клетку под острые каблуки. Но Кивата решил прекратить подобный театр фарса, он хотел домой, а тут перед ним ведьма-шалава выплясывает. Следующая атака показала, что одной винтовкой дело не обойдется. И вот тут вот как раз Хакуро пожалел, что не работает хотя бы в боевой двойке. Пока один отвлекает, второй или вторая может запросто ухайдокать неразумную "ночную бабочку". А Семя Скорби по-честняку пополам, остатки КьюБею, все довольны. Чем не идеальный план?

Но, к сожалению, реальность жестока. Он один, миньоны, запутанные способностью, не в счет. Они, конечно, славно помогают Стражу, клюют страшные толстые ноги, обнажают от чулков, и гибнут, гибнут под красными туфлями разъяренной до крайности ведьмы. Которая совсем повернулась к своему непосредственному противнику филейной частью и, кажется, совсем позабылась. А Кивата призвал десять штук винтовок, связанных одной вереницей.

Залп! Вспышка! Грохот. Падающие с небес жемчуга, изумруды, рубины. Растворяются в небытие все еще сражающиеся за белобрысого врага послушные птички. Падает вниз с треском и звоном расколотая и погнутая клетка. Лети, Роберта! Лети навстречу смерти!

Зерно Бед с негромким стуком ударилось о погнутую железяку и, покрутившись, встало на тонкую игольную ножку. Не торопясь, Хакуро, уже вернувший себе обычный облик, подошел к нему, взял в руку, поднося к черному веретену свой Самоцвет Души, древним как мир способом очищаясь от Скверны. Бессонница, неудачи последних двух дней, ссора с родаками, двойка в последний заход в школе - все ушло куда-то, оставив после себя чувство покоя и яркий серебристый свет. Вздохнув с облегчением, Кивата спрятал Зерно Бед в карман и повернулся.

Только ради того, чтобы горлом едва не напороться на острое лезвие.